Стрижки и прически. Женские, мужские. Лечение. Укладки. Окрашивание

Дети в детских домах не плачут: все равно никто не придет. Все дети в детдоме мечтают об одном

Ежегодно детские дома отправляют во взрослую жизнь около 20 тысяч своих воспитанников. Из них 40 процентов попадает в тюрьму, столько же начинают бомжевать и 10 процентов кончают жизнь самоубийством.

Тех, кто справляется с адаптацией, ничтожно мало - всего 10 процентов, около 2 тысяч человек… «МК Черноземье» пообщался с бывшими детдомовцами, чтобы понять, в чем причина такой ужасающей статистики.

«Никто не учил нас быть женщинами»

— Только мое имя измени, пожалуйста, — говорит Алена Иванова, заправляя непослушную прядь волос за ухо. — Я сделала многое, чтобы меня не ассоциировали с детдомовской, и не говорю людям, что росла в интернате как раз из-за стереотипов. Они сильны, и с этим ничего поделать нельзя.

Алене — 28 лет, работает в крупной компании по разработке сайтов. Не замужем.

— Вопрос о браке сейчас самый главный, который мне задают девочки из детдома. Когда я говорю, что собираюсь родить лет в 35, они берутся за головы и очень сокрушаются по этому поводу. Разумеется, приводя в пример свои полусемьи, которые для меня примером не являются. Никого не хочу обидеть, но повторять ошибки своих родителей не планирую, а моя семья была именно «полу». Цельным зерном ее назвать было нельзя.

История Алены банальна. Такую же может рассказать большинство воспитанников детских домов.

— Мама страдала алкоголизмом, я воспитывалась бабушкой. Кто мой отец, не знаю. Даже чужую фамилию ношу. История моего появления на свет особой тайной не покрыта, однако я всю жизнь живу под фамилией второго мужа матери, который к моему зачатию не имел никакого отношения. В детский дом попала после смерти бабушки, которая изо всех сил пыталась дать мне начальное образование: она заставляла меня читать по слогам, хотя я это ненавидела. Я и ее ненавидела за это какое-то время, ведь на улице все гуляли, а я штудировала букварь. Сейчас мне очень стыдно за это. Читать научилась еще в детском саду. В школе читала быстрее всех. Только тогда я поняла, что делала моя бабушка, и сказала ей спасибо. На самом деле, до сих пор ей это говорю, хоть ее уже со мной давно нет.

На интернат Алена не жалуется.

— Я росла там, где воспитателям как раз было не все равно. Нас учили многому: готовить, стирать, убирать, делать ремонт. Однако в подобном образовании были серьезные минусы: никто не учил нас быть женщинами, правильно тратить деньги, никто толком не объяснил, что будет за пределами этого учреждения. После того как я окончила школу, и пришла пора покидать детский дом, я могла многое: петь, танцевать, декламировать Мандельштама, Пушкина, Блока и других великих. Но ни один из них не открыл мне тайны, как, например, верно распределить бюджет. Пришлось постигать это методом проб и ошибок. Первый и последний «женский секрет», который открыла мне мама, был таков: «Когда мужчина, которого ты любишь, придет с работы, не разговаривай с ним и не проси ни о чем. Сначала посади его за стол и накорми любимым блюдом. Потом проси, что хочешь». Тогда мне казалось это каким-то бредом. Сейчас я понимаю, что это работает.

Жизнь по ГОСТу

— Кормили отвратительно! В том смысле, что не давали жареную картошку, которую я так люблю. Тогда ненавидела салат из свеклы, сейчас готовлю. Там кормят по

ГОСТу: определенное меню, определенные порции. Может, потому что не было свободы выбора, еда казалась плохой. Не знаю. Сейчас, не поверишь, еда из «Макдоналдса» кажется мне хуже, чем там! Хотя во времена детдома думала, что ничего омерзительнее ее нет. Оказывается, есть — это гамбургер.

Эксцессов у нас почти не было: группы девочек, как правило, менее конфликтны, чем мальчуковые. Когда привозили новенькую, девочки сразу начинали показывать, где она будет спать, с кем в классе учиться, подробно рассказывали о распорядке дня. Удивительно, но мы находили язык мгновенно, без трений и напряжения. Сразу начинали меняться вещами: мы очень это любили. Сама понимаешь, мы все же девочки. В группе мальчиков все было по-другому: там долго присматривались к новичку, проверяли его, прощупывали, что ли. Там надо было сразу себя показать «альфа-самцом», иначе ты мог стать изгоем.

Знаешь, дети в детдомах делятся на два типа: тех, кто всегда сбегает, думая, что вокруг одни враги, и тех, кто из этих врагов делает себе друзей. Вот я отношусь ко второму типу. Мне легче скорректировать обстановку, чем убежать от нее. Ведь убежать от нее невозможно.

Самый сложный этап в жизни воспитанников интернатов — когда интернат покидаешь.

— Только спустя время начинаешь обзаводиться друзьями и знакомыми. Это не так легко сделать сразу. И это одна из причин, из-за которой нам тяжело ассимилироваться в общество. Поэтому многие продолжают поддерживать исключительно детдомовские связи. Не очень хорошая практика. Так гораздо сложнее сформировать новое окружение.

Алена не жалуется на недостаток поддержки от государства. Говорит, что материальной помощи было достаточно, но детям нужно было не только это.

— Думаю, многие из нас были бы гораздо успешнее, если бы могли понять свои основные проблемы и как-то решить их. В детских домах есть психологи, но они редко могут достучаться до детей. В основном мы проходим какие-то тесты, выбираем какую-то карточную ерунду из предложенных геометрических фигур. На этом все. Не знаю, кому это помогло. Мне — нет. Думаю, основная обязанность психолога в детском доме — понять, что за ребенок перед ним, «оценить ущерб» и ненавязчиво начать работу в индивидуальном порядке.

Еще нет «контрольного пакета», как я это называю. Когда ты покидаешь детдом, то получаешь листок, даже не помню с чем… Какие-то телефоны непонятные. Думаю, его сразу все выбрасывают. А должны давать не листок, а альманах с информацией о том, «кто виноват и что делать». Я не только о телефонах аварийных служб. Необходимо подробно описать выпускнику, куда он может обратиться, указать все: от номеров ближайших больниц до адресов ближайших недорогих парикмахерских. Ведь ты начинаешь жить один, тебе не больше 17 лет, а вызвать аварийку, если труба протекла, не можешь самостоятельно.

«Мы похожи на наших родителей, и в этом наша главная проблема»

— Из моего детского дома лишь человек десять легально неплохо зарабатывают. Для нас это гораздо легче, чем иметь нормальную семью. Все вместе еще не удавалось никому. Матери-одиночки, непутевые отцы… История повторяется? Да, безусловно. Мы похожи на своих родителей, и в этом наша главная проблема. Нельзя игнорировать генетическую информацию, но и делать вид, что она — основополагающий фактор в жизни, тоже нельзя. Самый оптимальный вариант — это признаться себе в том, что ты был рожден в семье, которая не готова была иметь детей. Все. Признался, поплакал, пожалел себя и пошел заводить будильник на завтра, потому что завтра новый день и его нельзя прожить как попало.

Вопрос об идеальной семье — самый сложный для меня и вообще для сирот. Это как спросить об идеале мужчины или женщины, матери или отца. Их нет, как и идеала семьи. Я планирую иметь семью, конечно. Но если не найду мужчину, который бы стал хорошим отцом и который бы видел во мне хорошую мать, оставлю эту затею. Возможно, потому что я страшно боюсь не справиться… Это немного на меня давит. Многие детдомовцы стараются побыстрее создать семью, которой толком ни у кого не было. Отсюда ранние браки, ранние разводы, страдания детей. Все по второму кругу. Я против этой цикличности.

И, увы, но я согласна со стереотипом: «Детдомовский — значит, неблагополучный». Это весьма прискорбно, но в большинстве случаев так и есть. Да, с родителями не повезло, трагедия, но жизнь на этом не заканчивается. Сейчас некоторых ребят, которых я знала близко, уже нет в живых. И погибли они по каким-то абсурдным причинам. Кого винить? Не знаю…

Мамы для них были идеальными

Надежда Асеева знала, кого винить. Судьбу, которая слишком жестоко и несправедливо обошлась с девочкой из благополучной семьи.

— У меня были замечательные родители. Причем оба руководители. И я помню, как в детстве на вопрос, кем я хочу стать, отвечала: «Начальником». В принципе, так и получилось. Сейчас, в свои 30 лет, занимаю пост топ-менеджера крупной сети магазинов в Тюменской области, куда переехала из Черноземья не так давно. К этому лежал долгий путь: два высших образования, три средне-специальных, куча курсов и дополнительных обучений. Иногда думаю, удалось бы мне это или нет, если бы родители были живы. Я не знаю ответа на этот вопрос. Скорее всего, меня бы просто «пристроили» на хорошее место и все. Слишком уж я была избалована. Представь себе девочку, которая до 13 лет не умела включить газовую плиту.

Счастливое детство для Нади закончилось, когда ей было 13.

— Родителей не стало в 97-м, и в стране был, прямо скажем, не лучший период. Мне очень повезло, что я вначале попала не в приемник-распределитель, а в приют. Там было нормальное питание, отличный присмотр. Ходила в обычную школу. Только дети в классе смотрели странно. Да и мне особенно дружить ни с кем не хотелось. Уже тогда я понимала, как жизнь меня мокнула в лужу.

Так прошло 9 месяцев. Потом был детский дом. Я навсегда запомнила первый день там. Сразу, как я зашла, в нос ударил запах горелой каши. Куча детей, одеты одинаково и бедненько. Нас сразу же повели в столовую. Порции маленькие, еда невкусная. Когда я думаю о детском доме, то вспоминаю, как постоянно хотелось есть. Помню, как вечером на ужине все набирали хлеб и ели, ели, ели. Самое классное было сходить на выходные к родственникам и принести еды. Сразу все собирались и начинали ее поглощать.

Тем летом моя жизнь изменилась. Нас отправили в пионерский лагерь, и посреди ночи я проснулась оттого, что около меня лежит парень. Я кое-как от него спряталась в комнате вожатых. А через пару дней подралась с парнем: сломанный нос, сотрясение и вечное понимание, что с мужчинами драться нельзя. Отношения с другими детдомовцами не складывались. Я была чужая, домашняя. У меня были хорошие любящие родители… Но знаешь, что странно? Эти дети, несмотря на все то, что им сделали их родители, никому не позволяли плохо сказать о маме. Мамы у них были идеальными. Одна из девочек после выхода из детского дома поставила памятник на могиле матери. Хотя мать пила, гуляла и не думала, что где-то есть дочка. Другую девочку мать выгоняла на мороз в легкой одежде. В каждой истории — боль. У кого-то родители сидели, у кого-то пили... При этом для детдомовцев они оставались самыми лучшими.

«Теперь я ничего не боюсь»

— Потом была зима, и это был кошмар. Холодно, из окон дуло, спали в теплых свитерах, штанах и носках. Сверху два тонких верблюжьих одеяла. Утром так не хотелось вставать и умываться. В школе тоже было сложно. Я училась в классе с домашними детьми. Все сытые, хорошо одетые, свободные в выборе друзей и развлечений, у всех дома — тепло и любовь, а у меня на душе только злость и обида. Почему это должно было произойти именно со мной? Чем я хуже?

При этом Надя тепло вспоминает воспитателей:

— Они просто выворачивались наизнанку, чтобы мы не чувствовали себя обделенными. Это сейчас куча спонсоров на каждый детский дом, а раньше такого не было. Год детского дома я выжила только на злости и упрямстве. Я хотела это пережить и не скатиться вниз.

Знаешь, я рада, что прожила это, мне теперь ничего не страшно. Жизнь ударила меня об стену, но я поняла, что никто мне ничем не обязан. Жаль поломанных судеб детей: одна девочка после детского дома сразу родила, несмотря на то, что осилила только 7 классов к 16 годам, парень пошел в тюрьму. Пару лет назад заходила туда — все изменилось: дети хорошо одеты, накормлены, у всех современные гаджеты. Только тоски в глазах меньше не стало…

Ежегодно из детских домов России во взрослую жизнь, как в космос, выходят более 20 тысяч человек. Дальнейшая их судьба предельно понятно изложена языком прокурорской статистики: 40% в первые же годы попадают в тюрьму, еще 40% становятся бездомными, 10% кончают жизнь самоубийством. Оставшиеся 10% - это «условно успешные», то есть те, кто не доставляет особых хлопот государству. По-настоящему же успешных - доли процента. Принято считать, что единственный шанс, который дается выпускнику детдома, - это шанс на чудо. Но сами успешные детдомовцы уверены: пока мы будем подменять технологию мистикой, шансов у них не будет никаких

Хэппи-энд

Наталье Пигасовой 26 лет. Она сидит на диване в своей новой квартире. Нет, не той, которую ей в соответствии с законом предоставило государство: часть пищеблока в заброшенном деревенском детском саду. Наталья сидит в своей собственной квартире, купленной в новом доме на свои собственные деньги. Да, в кредит, да, в Раменском, да, час на электричке до Москвы, но эти 40 квадратных метров - результат собственных усилий.

Наташа не слышит моих вопросов, она как будто чем-то оглушена, она вылавливает из пространства нотки незнакомого ей до сих пор состояния и сдержанно улыбается, как Ума Турман. Девушка словно только что вернулась с долгой войны и все никак не может понять, как жить, когда никто в тебя не стреляет.

Это моя вторая встреча с Пигасовой. Первая состоялась семь лет назад в офисе компании, владелец которой, Андрей Захаров, в те времена помогал детским домам, причем не только деньгами, но и возможностями. Он взял на работу 19-летнюю выпускницу детдома из города Шуя Ивановской области, хотя на ее зарплату можно было бы нанять гораздо более опытного офис-менеджера. В первые же дни Наталья шокировала весь коллектив тем, что в свободное время не торчала в аське, а ходила по офису и протирала столы.

А если тебя все-таки уволят, ты в Шую вернешься? - спросил я ее семь лет назад.

Нет, не вернусь, - ответила Наталья. - Мне нравится в Москве. Здесь так тихо, спокойно.

Спокойно?!

Ну, в смысле никто тебя не знает и можешь стать такой, какой ты хочешь стать. А в Шуе все тебя знают такой, какая ты есть. Там тебе просто не дадут измениться.

Сегодня она работает бухгалтером в Московской теплосетевой компании и учится сразу в двух вузах: на социолога и экономиста. А семь лет назад Наталья первый раз в жизни увидела паркет - в комнате, которую нашла по объявлению: «Пожилые пенсионеры сдадут жилье одинокой девушке». На месте оказалось, что пенсионеры уехали на лето на дачу, а вместо них - пара молодых и здоровых «внуков». Это отлаженная схема по вовлечению в проституцию наив­ных провинциалок. И если бы Наталья пришла в эту комнату одна, ее судьба была бы предрешена. Но с ней были мурзики - люди, которые знают, что чудес не бывает.

Технология мурзика

Я хочу, чтобы вы запомнили одну вещь: вы здесь никому не нужны. Вы, такие замечательные, молодые - Лена, Веня, Катя, Наташа - не нужны в этом городе абсолютно никому. И я, Герман, такой большой и умный, тоже никому здесь не нужен, а если и нужен, то лишь потому, что я делаю то, что я делаю. Здесь, в Москве, вы будете кому-то нужны, только если будете что-то делать. Порхать над вами никто не станет, наше время стоит очень дорого. Так что подумайте, готовы ли вы принять такие правила. Если нет - мы вас посадим на машину и увезем туда, откуда привезли.

Это тоже было семь лет назад. Герман Пятов, лидер благотворительного движения «Мурзики», совершал душеспасительный наезд на первых участников его нового проекта по адаптации детдомовских выпускников к жизни в Москве. Герман еще не предполагал, что успешность стартующих распределится обратно пропорционально его ожиданиям. Самая умная, Катя Фадина, сойдет с дистанции в первые же дни и попросится обратно в Рыбинск. Веня Кочетков, к которому мы еще вернемся, подавал большие надежды, но подвела гордыня, и через два года он тоже вернулся в свою Шую. Серую мышку Наташу Пигасову мы уже знаем. Но больше всех на первых порах мучились с Леной Фоминой.

Мы взяли ее в свою фирму секретарем на ресепшн: телефон, бумаги, чай-кофе, встретить-проводить, - мучительно рассказывал мне в то время еще один мурзик Николай Сабинин. - Поначалу от нее стонал весь офис. Когда звонили клиенты, им казалось, что они попали в пельменно-блинную. И самое ужасное - она не хотела меняться. В какой-то момент мы уже отчаялись и стали искать ей замену. Но как только она это поняла, дело тут же сдвинулось с мертвой точки.

Через несколько лет Лена все-таки ушла из компании Сабинина, но уже сама - на повышение в другую фирму. С тех пор она стала небольшой начальницей, выучила анг­лийский, удачно вышла замуж, но знаться с мурзиками, а тем более общаться с журналистами не желает. Говорит, что хочет забыть, как страшный сон, свое детдомовское прошлое и все, что о нем напоминает.

Движение «Мурзики» возникло 10 лет назад как форма благотворительного туризма в уик-энд. Его основатель, пластический хирург Герман Пятов, однажды случайно оказался в детском доме № 72 города Рыбинска, где испытал моральный шок: серые от недостатка материнской любви лица детей, в столовой - меню из двух строчек и майонезные баночки, вместо стаканов». Германа торкнуло, он стал закупать оптом детскую одежду и по субботам развозить ее по детдомам в радиусе 300 километров от Москвы. Постепенно к нему начали прилипать такие же, как он, молодые обеспеченные люди, созревшие для умеренной социальной ответственности. В конце концов Герман превратился в диспетчера благих порывов московского среднего класса.

Я просто выстраивал логистические цепочки: собирал информацию о том, какие детдома в чем нуждаются, и находил, где эти товары можно дешевле всего купить оптом, - вспоминает Герман. - Новичкам я давал адреса и говорил: «Делайте все сами». С деньгами мы поначалу дела вообще не имели, главное - личное действие. Это вызывало доверие, и через несколько лет в наших рядах уже были сотни мурзиков - от рядовых офисных служащих до владельцев достаточно крупных компаний.

А почему мурзики?

Название родилось из эмоции. Это первое слово, которое пришло мне в голову, когда я увидел детдомовских детей. Уже потом мы подвели под эту эмоцию смысловую базу: мурзик - это и тот маленький человек, которому нужно помочь, и тот маленький человек, который может помочь.

За несколько лет мурзики развезли по десяткам интернатов тонны гуманитарной помощи. Но с каждым уик-эндом им все яснее становилось, что принципиально это ничего не меняет. Одетые, обутые и накормленные дети после выхода из детдома точно так же пополняли тюрьмы, улицы, панели. К тому же государство к середине нулевых худо-бедно научилось само обеспечивать свои учреждения.

И тогда Герман решил вкладываться не только в шмотки, но и в мозги. Мурзики начали налаживать в подшефных детдомах производство, устраивать на лето выездные трудовые лагеря, а потом возникла идея давать наиболее перспективным выпускникам шанс на карьеру в Москве. Схема проста: на первые полгода мурзики подыскивают выпускникам жилье, устраивают их на работу в принадлежащие им компании и смотрят, что получится. Главное условие - никаких поблажек, все должно быть как в жизни.

У них ведь у всех госпитальный синдром, - говорит Герман. - Они даже не знают, как кефир в магазине выглядит. В детдоме они жили хоть и не богато, но на всем готовом. И эту привычку - мне все должны! - чудовищно тяжело преодолеть. Хуже всего, когда к выпускнику прилипает какой-нибудь скучающий альтруист и начинает мазать ему ж… мармеладом: вот тебе чай, кофе, пиво, денежка. Мы вообще терпеть не можем альтруистов. Они работают не на результат, а на процесс. Из-за них мы уже потеряли нескольких перспективных ребят.

На старте московский проект «Мурзиков» вызвал бурную дискуссию в благотворительных кругах. Многие считали, что это безжалостный эксперимент над детской психикой: после искушения Москвой им уже не захочется в своем небольшом городке работать за копейки, и они обречены на деградацию. Но время показало, что эти опасения были напрасными. За семь лет через руки мурзиков прошли десятки детдомовских выпускников, сбежала из Москвы примерно половина, но из них лишь единицы исчезли из поля зрения. После жизни в столице многим у себя на родине легче делать карьеру: по крайней мере они уже понимают, что это такое.

Технология воспа

Детский дом в городе Шуе Ивановской области - это огромное серое здание с длинным коридором между двумя корпусами. Этот коридор - символ стандартной карьеры выпускника. Выходя из стен детского дома, он всю жизнь ищет такие же холодные казенные стены и, как правило, их находит.

Все наши ребята благополучно устраиваются в жизни. - Директор детдома Анатолий Макаров, человек с неприятными глазами разочаровавшегося в родине чекиста, выдает стандартную лживую фразу, тысячи раз повторенную им и его коллегами на всевозможных конференциях, педсоветах и выпускных вечерах.

Правда, в первые же минуты разговора выясняется, что «устроиться в жизни» - это значит поступить в ПТУ. Это единственный шанс, который предоставляет выпускнику детдома государство. Настолько единственный, что на интернатовском жаргоне выпускников называют «хабзайцами» - от слова «хабза», то есть ПТУ. В этих учреждениях они становятся для педагогов главным источником головной боли, а для однокурсников - физической. Но никакая, даже самая адская головная боль не заставит администрацию ПТУ или колледжа публично сказать про детдомовских что-нибудь плохое. Потому что для их третьесортного образовательного продукта детдом - главный поставщик учащихся, а значит - бюджетного финансирования.

Из детдома в ПТУ, из ПТУ в никуда - эта выстроенная на уровне любого районо цепочка делает бессмысленными любые усилия детдомовских педагогов взрастить в душах сирот хоть какие-то амбиции. Если вдруг завтра директор шуйского интерната сойдет с ума и начнет усиленно готовить своих подопечных к поступлению в вузы, его, скорее всего, вызовут в администрацию и скажут: «Ты чего творишь? Прекратить немедленно!»

В Ярославской области местная благотворительная организация «Друзья русских сирот» недавно провела на эту тему исследование, результаты которого оказались более чем предсказуемыми: 49% поступивших в профессиональные училища детдомовцев с первых же дней учебы не посещают занятия. Из них 8% - по той причине, что уже сидят в тюрьме, остальные просто не хотят. Свое поведение они резонно объясняют тем, что учеба в ПТУ - это не их выбор, за них его сделало государство, вот пусть оно и учится.

Но даже те, кто худо-бедно досиживает до конца учебы, выходят на так называемый местный рынок труда не научившись ничему. И тут государство наносит им последний удар - выдает накопившиеся за долгие годы алименты, которые все это время отчисляли им лишенные прав родители. Даже если те платили минималку, это все равно более 200 тысяч рублей. Какая после этого может быть карьера?

Училище, которое я закончил, каждый год выпускает 400 человек, - говорит бывший детдомовец Веня Кочетков. - Там примерно половина наших, и большинство даже не пытаются трудоустроиться. А если пэтэушник все-таки приходит на автобазу или в гараж, ему дают ведро и говорят: «Сбегай к завхозу, принеси клиренса». И большинство действительно бегут. После этого с ними тут же прощаются. Потому что клиренс - это не жидкость, а расстояние между самой низкой частью корпуса автомобиля и асфальтом.

Веню Кочеткова мы уже знаем - он из того самого первого мурзиковского призыва. История его успеха началась в 12 лет, когда в интернате сломался грузовик, а денег на ремонт у директора не было. Тогда Веня просто взял учебник по автомеханике, долго его читал, а потом поменял в кардане крестовину. Машина заработала.

Меня это так удивило, - говорит Веня. - Бац! - и что-то получилось. Я стал по вечерам машины у частников ремонтировать, а когда уже поступил в колледж, начал покупать старый автохлам, приводить его в порядок и продавать дороже. В принципе и в Шуе можно жить, но я решил все-таки поехать в Москву, потому что хотел расти выше.

Когда семь лет назад я впервые пообщался с Веней, то сначала подумал, что Герман меня разводит - подсунул мне мальчика из московской интеллигентной семьи. Поверить, что передо мной человек, который с трех лет жил в детдоме, было невозможно. Он хорошим русским языком излагал очень правильные жизненные установки, он поражал какой-то взрослой спокойной уверенностью в себе, он за несколько месяцев работы водителем в фирме одного из мурзиков зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. У меня не было на тот момент ни малейшего сомнения в том, что за судьбу Вени Кочеткова можно не волноваться.

Веню подвело типичное «заболевание» детдомовца: то, что на языке психологии называется «доминированием защитных форм поведения», а на человеческом - неумением конструктивно разрешать конфликты. Когда уже даже Герман перестал в нем сомневаться и отпустил в свободное плавание, Веня вдруг втихаря уволился, не справившись с элементарной проблемой: у него поменялся начальник - новый руководитель его невзлюбил и стал отлучать от работы, а обратиться за помощью к Герману Веня посчитал ниже своего достоинства.

Еще с полгода он потусовался в Москве - работал в «Макдоналдсе», - но потом вдруг вспомнил, что государство должно ему квартиру, и вернулся в Шую ее выбивать. Занимался этим три года, впал в депрессию, но добился лишь того, что его поставили в очередь без конца и начала. Наверное, этот приступ правдоискательства добил бы его окончательно, если бы не редкое для детдомовца качество: Веня в своей жизни не выпил ни капли алкоголя. Наконец он отчаялся поиметь что-то с государства, и как только плюнул на это дело, его жизнь снова наладилась.

Сейчас он работает на двух работах - водителем на шуйском рейсовом автобусе и помощником автоэлектрика. Недавно купил себе дом - старенький, хреновенький, но свой. С гордостью показывает мне прописку в паспорте. И говорит, что, когда о его поступке узнали бывшие детдомовские воспы (воспитатели), они только пальцем у виска покрутили: «Зачем?! Тебе ведь государство квартиру должно!»

Вот теперь, кажется, мы добрались до самого главного. До чуда. Самого обыкновенного.

Технология Матье

В интернат для трудных подростков, где царит атмосфера вечной войны между отмороженными детьми и осатаневшими взрослыми, приходит новый учитель пения - Клеман Матье. Невероятным напряжением педагогического таланта ему удается увлечь детей пением и организовать из них хор, который сам по себе становится мощным воспитательным инструментом. Это ставит под угрозу исповедуемую директором, мсье Рашеном, репрессивную систему управления. В результате Матье выгоняют с работы, хор распадается, но один из воспитанников, еще недавно считавшийся самым безнадежным, уговаривает свою мать забрать его из интерната, поступает в консерваторию и становится великим музыкантом.

Это краткое содержание французского фильма «Хористы». Он был снят шесть лет назад и за это время стал культовым для всех успешных детдомовских выпускников, с которыми я общался. И этот культ, пожалуй, единственное, что есть у них общего. А значит, здесь и надо копать.

Свой Клеман Матье был практически у всех знакомых мне успешных детдомовцев - учитель музыки, литературы, физкультуры, священник, неравнодушный ветеран войны из соседнего дома, выпускник интерната, которому удалось чего-то добиться в жизни, заводной благотворитель или даже спившийся, но не потерявший патриотического запала военный. Был свой Клеман Матье и в шуйском детдоме. Звали его Анатолий Анатольевич Голов. Он тоже был учителем музыки, но его никто не выгонял: он проработал 35 лет и в прошлом году умер. Практически все его ученики, кто впоследствии добился успеха, были с ним духовно близки. А кто не был близок - успеха не добился. Копаем дальше.

В России сейчас бум развития социальных технологий, история с «Мурзиками» лишь одна из многих. Вопрос «Что делать с выпускниками детских домов?» рождает тысячи ответов, сотни проектов и десятки попыток их осуществить. Социальный креатив бурлит в благотворительных организациях, государственном секторе, церковных кругах. «Напиши ребенку письмо», «Отведи сироту в церковь», «Возьми детдомовца на работу» - реабилитационных технологий как грязи, и их авторы, как правило, ненавидят друг друга, считая, что только они спасают детей, а остальные вредят делу. Про того же Германа Пятова его «конкуренты» рассказали мне гигабайты негатива, да и он сам выдал про других ничуть не меньше.

И все эти проекты вроде методически правильные, нужные и даже искренние, но большинство из них тонет в том, что на профессиональном жаргоне называется «благотворительный вампиризм». Это когда человек идет помогать не ради результата, а чтобы повысить собственную самооценку. В итоге основная часть усилий расходуется впустую или даже во вред. Как сказал мне один из бывших детдомовцев: «Иногда очень хочется надеть майку с надписью “На мне уже многие потоптались. Потопчись и ты”».

Если же смотреть на этот социальный ренессанс трезвым взглядом, то приходится признать: плохих социальных технологий нет. Каждая из них хороша ровно настолько, насколько при ее реализации действует «фактор Матье». Это супербанально, но это так: только человек, который заразит ребенка своим примером, может вытянуть его в мир успешных людей.

Этот «фактор Матье» вполне объясним с точки зрения психологии. Среди исследователей детдомовского синдрома очень популярна теория немецкого психотерапевта Гюнтера Аммона, основателя Берлинской школы динамической психиатрии. По мнению Аммона, всякий человек рождается с потенциалом так называемой конструктивной агрессивности, то есть со стремлением освоить и изменить окружающий мир. И этот инстинкт невозможно подавить ни в одном человеке без ущерба для его психического и даже физического здоровья. При нормальном развитии ребенка эта «агрессия» преобразуется в здоровое творческое начало. При дефектном воспитании она приобретает деструктивный характер.

Система современного детдомовского воспитания практически обрекает ребенка на второй вариант. И сбой в этой системе происходит лишь тогда, когда в ней случайно оказывается «вирус Клемана Матье». Проблема в том, что вероятность появления такого вируса в радиусе восприятия мира детдомовским ребенком неуклонно снижается.

Матье не могут появиться среди педагогов и воспитателей, потому что копеечные зарплаты аккумулируют в детдомах непрофессионалов. Матье все реже встречаются за пределами детдома, потому что человеческая среда в провинциальных городах обедняется, лучшие люди уезжают. На Матье не наткнешься даже виртуально - на экранах телевизоров и страницах книг, потому что страна живет без идеологии и без героев. Подростку для нормального развития жизненно важно почувствовать в себе потенциал какого-то большого целого, но для этого нужно, чтобы оно, целое, существовало в природе.

И это уже проблема не только детдомовских детей, - считает Оксана Пузенкова, замдиректора школы-интерната, расположенной в деревне Пищулино Смоленской области. - До того как прийти сюда, я долгое время работала в обычной школе, и поверьте, там процент успешных детей не намного выше, чем здесь. Да, они живут в нормальных семьях, но не получают от родителей достаточного вни­мания. Они для детей не авторитет. В сущности, это те же детдомовцы, только их детдом - семья.

Технология Марадоны

«После интерната я закончил ПТУ, а потом служил на атомной субмарине. Подводная лодка очень похожа на детский дом - деваться с нее некуда. Если бы после службы я вернулся в Суздаль, то точно кого-нибудь убил бы и сел в тюрьму. Но в поезде Мурманск - Москва на моем столе лежала замасленная газета, в которой я увидел объявление о том, что Петрозаводское училище культуры предоставляет своим студентам общежитие. Я спрыгнул с уже отходящего поезда, и это меня спасло».

Это цитата из книги Александра Гезалова «Соленое детство». Александр, пожалуй, самый известный детдомовец в России, во всяком случае среди других успешных выпускников. Ему 40 лет, у него куча медалей и орденов, у него звание «Человек года Республики Карелия» и крупнейшая в республике благотворительная организация «Равновесие» - и со всем этим добром он еще несколько лет назад жил на птичьих правах в шестиметровом чулане для хранения лыж петрозаводского интерната № 22. И жил бы там до сих пор, если бы не женился и не уехал в Москву.

В юности у Гезалова была кличка Марадона - за маленький рост, коренастое телосложение и неуемную энергию. Он не идет, а чаще всего бежит, раскидывая руки в стороны, как маленький самолетик. И еще - у него никогда не было своего Клемана Матье. Но это исключение лишь подтверждает правило.

Плохой детский дом гораздо лучше хорошего детского дома, - объясняет корень своего успеха сам Александр. - Если твое детство было настоящим адом, это может в тебе что-то пробудить для будущей жизни. А благополучный детский дом - это колыбельная песня перед расстрелом. Соломинка для тех, кто уже утонул. Мне повезло: я вырос в очень плохом детском доме.

«Воспы понимали, что управлять интернатом удобно делегируя свои полномочия старшим воспитанникам. А те упивались своей властью, превращая наше детство в ад. Так было и так есть. Уже став взрослым, я понял, что государство - это точно такой же ВОСП. Назначая работникам детских домов мизерные зарплаты, оно отдает еще нормальных детей в руки людей несчастных, ущербных и обозленных. Когда мне было 7–8 лет, я частенько подслушивал, как воспы в курилке говорили о том о сем. Смачно, грязно, порой с ненавистью. Больше всего доставалось мужьям. Я тогда не знал, кто такие мужья - мне думалось, это собаки или еще какие-то животные».

Когда воспитанник Гезалов дорос до старших классов, он устроил в суздальском детском доме ЧП. Он и еще несколько его друзей подбили весь класс отказаться исполнять свои репрессивные функции. Все договорились, что не будут бить младшеклассников. Александр до сих пор не может объяснить, почему это произошло. Возможно, просто предыдущее поколение «опричников» перестаралось, домучив их класс до такого состояния, что механизм психологической компенсации дал осечку. Для воспов это было равнозначно революции. Им наспех пришлось перестраивать всю систему воспитания.

Александр Гезалов тоже очень любит фильм «Хористы». Только он считает, что в его суздальском интернате хор родился сам, без помощи Клемана Матье.

В дальнейшем выпускники из нашего класса не оправдали привычную прокурорскую статистику, - говорит Александр. - Тех, кто нашел себя в жизни, оказалось заметно больше, чем обычно.

Сам Гезалов долгое время барахтался как мог, сменил кучу работ, но к 25 годам добился лишь того, что остался на плаву, не попал ни в тюрьму, ни на улицу, ни в бутылку. Рецепт этого относительного «успеха» он формулирует так:

Не пить. Не стремиться получить все и сразу. И… - Длинная пауза. - Остерегаться людей.

Остерегаться людей?!

Да. Не бежать в этот мир, раскрыв объятия, пока не научишься разбираться в людях.

Ты научился?

Более чем.

Что ты можешь сказать про меня?

Давай лучше не будем.

Нет, давай будем.

Ну хорошо. Тебе нельзя доверять на сто процентов. Ты человек с благими намерениями, но очень быстро от них устаешь. Вспыхиваешь и гаснешь. Журналисты вообще очень похожи на сирот.

В смысле?

Посмотри на детдомовцев, которые стоят за забором и просят у прохожих сигареты. И посмотри на журналистов, к которым вышел какой-нибудь ньюсмейкер. Одни и те же лица.

Первым человеком, которому Гезалов все-таки раскрыл объятия, стала актриса Клара Лучко. Это было в середине 90-х. Александр к тому моменту уже дорос до администратора Карельской филармонии, а Лучко приехала в Петрозаводск на гастроли.

Я сопровождал ее в поездке по республике, рассказывал о своей жизни, и она тогда мне сказала: «Саша, ты должен написать об этом книгу. И ты должен заняться благотворительностью. Ты занимаешься не своим делом, поэтому и стоишь на месте». Так появилось «Соленое детство». И так получилось все, что я сделал потом.

«Я начал“ходить по телам”. Тела чаще всего встречали не вставая. Они только указывали, на какой стул можно сесть. Но я всегда садился на другой, что удивляло: как это я не подчинился? Тогда мы начинали разговор. Когда я понимал, что встреча будет бесплодной, что тело денег не даст, я незаметно прятал чайную ложечку в карман. Чтобы не было ощущения неудачи».

В конце концов Марадоне все-таки удалось выстроить в регионе свою игру. Он учредил благотворительную организацию «Равновесие», которая вписалась во все структуры, способные хоть как-то менять ситуацию: администрацию, епархию, бизнес и даже местное управление исполнения наказаний. Он завалил дом малютки памперсами, застроил регион церквями и часовнями, наладил регулярное общение с заключенными в СИЗО, но главное внимание по-прежнему уделяет своим, интернатовским.

Его проект - клуб будущих выпускников детских домов, в котором их учат помогать друг другу самостоятельно решать элементарные проблемы, не надеясь ни на кого. Его телефон есть у любого карельского детдомовца, и он всегда отвечает на их эсэмэски. Условие одно: не жаловаться, а просить совета.

Перебравшись в Москву, Гезалов вышел на новый уровень - его «Равновесие» теперь будет работать с неблагополучными семьями. Потому что, по мнению Александра, у проблемы детдомовских выпускников есть только одно единственно верное решение - сделать так, чтобы детских домов в России не было вообще. А по-настоящему успешным может считать себя только тот выпускник детдома, кто этого добьется. Ну, или хотя бы попытается.

Я, конечно, не страдаю манией величия. Я понимаю, что вот так просто собственными руками я это зло не уничтожу, - пишет мне по скайпу Марадона. - Но меня однажды поразила мысль, которую мне высказал один мой знакомый священник - тоже, кстати, бывший детдомовец. Вот Христос - он ведь пришел на землю во времена рабовладельческого строя. И никогда не говорил: «Долой господ!» Но христианство победило этот строй. Люди просто приняли новую веру, и в ней не оказалось места рабовладению. Так что любая система вторична, а первичны человеческие души, и прежде всего твоя собственная. Вот с такими чудесами, Дима, мы и будем работать, а других чудес не бывает.

Фотографии: Сергей Каптилкин для «РР»

«У них ведь у всех госпитальный синдром. Они даже не знают, как кефир в магазине выглядит. В детдоме они жили хоть и небогато, но на всем готовом. И эту привычку - мне все должны! - тяжело преодолеть»
«Устроиться в жизни» - это значит поступить в ПТУ. Это единственный шанс, который предоставляет выпускнику детдома государство. Настолько единственный, что на интернатовском жаргоне выпускников называют «хабзайцами» - от слова «хабза», то есть ПТУ. В этих учреждениях они становятся для педагогов источником головной боли

Я ничего не знаю про американских усыновителей. Зато знаю кое-что про шведских, а в контексте "продажи наших собственных детей за границу" это в принципе одно и то же. Так вот, мне посчастливилось в течение нескольких лет поработать переводчиком у шведов, приезжавших сюда усыновлять детей. И ни один вид деятельности ни до ни после не приносил мне такого удовлетворения и ощущения нужности и важности того, что я делаю. Прошло больше десяти лет, а я до сих пор помню почти все супружеские пары, с которыми довелось работать. И всех вспоминаю с теплом и благодарностью.

Ванечка

Больше всего, естественно, запомнились первые - Кристина и Юхан, высокие, красивые люди, обоим около сорока. Они привезли в подарок дому малютки кучу памперсов, игрушек и конфеты для персонала. Я вела их по облупленным, пропахшим старьем коридорам Серпуховского детского дома, и от стыда вжимала голову в плечи. В детдом я попала впервые.

Нас проводили в большую комнату, уставленную детскими кроватками. В них лежали младенцы в посеревших ползунках. На полу, на горшке сидел малыш постарше и равнодушно взирал на нас снизу вверх. Напротив ребенка на детском стульчике примерно в такой же позе, как он, сидела нянечка и буравила малыша мрачным, полным решимости взглядом. Было ясно, что, не удовлетворив ее ожидания, с горшка ребенок не сойдет. Несмотря на большое количество детей, в комнате стояла мертвая тишина. Казалось, ни у нянечки, ни у детей просто не было сил издавать звуки. Позже мне рассказали, что дети в детдомах практически не плачут - зачем? все равно никто не придет.

Мы подошли к одной из многочисленных кроваток. "А вот и Ванечка!" В кроватке лежал крохотный малыш с не просто бледным, а совершенно голубым лицом ребенка, никогда не бывавшего на свежем воздухе. На вид ему было месяца четыре. Кристина взяла ребенка на руки. Головку Ванечка держал плохо, смотрел безучастно и вообще никакого интереса к происходившему не выражал. Если бы не открытые глаза, его вполне можно было принять за покойника. Медсестра зачитала медицинскую карту: "бронхит, пневмония, курс антибиотиков, еще один курс антибиотиков... У матери сифилис..." Оказалось, что Ванечке ВОСЕМЬ месяцев! "Не жилец..." - подумала я. Кристина склонилась над ребенком и изо всех сил старалась спрятать за его макушкой заплаканные глаза. Она была в шоке от всего увиденного, но боялась своими слезами обидеть нас, граждан великой державы.

По протоколу ребенка следовало отвезти в фотоателье и сфотографировать - в вертикальном положении с поднятой головой и взглядом, устремленным в камеру. Задача казалась невыполнимой. Помню, как я прыгала за спиной фотографа и щелкала пальцами, отчаянно пытаясь хоть на мгновение пробудить у малыша интерес к происходящему. Все было бесполезно - Ванечка на руках у Кристины все ниже клонил голову к плечу, а глаза его все так же безучастно смотрели в сторону. Счастье, что фотограф попался понимающий. Уж не помню, что он такое придумал, но в результате долгих мучений фото все же было сделано: голова на боку, но по крайней мере глаза смотрят в объектив. И на том спасибо.

Мне было страшно жалко Кристину и Юхана, жалко их надежд, времени, сил, денег. "Ольга, ребенок безнадежный. Неужели они не понимают?" - рапортовала я в тот же день руководителю центра усыновления. Нет, они не понимали. Поставив галочки и подписи во всех необходимых документах, они через месяц приехали снова - теперь уже для того, чтобы забрать Ваню с собой. Ему было уже больше девяти месяцев, но на вид он был все такой же - бледный, вялый, маленький, неподвижный, молчащий. "Безумцы", - снова подумала я. А по дороге в аэропорт Кристина позвонила Ольге: "Ваня поет! Послушай!" В трубке раздалось тихое мяуканье. Ванечка гулил, впервые в жизни.

Через год они прислали фотографии с Ваниного дня рождения. Узнать в карапузе, уверенно стоящем на пухлых ножках, прежнего доходягу было совершенно невозможно. За год он догнал своих сверстников и ничем (во всяком случае, внешне) от них не отличался.

Это не сусальная история со счастливым концом. Я не знаю, как сложилась и сложится Ванина дальнейшая судьба и к каким необратимым последствиям приведут первые 9 месяцев жизни, проведенные им в детском доме. И все-таки... своей жизнью он обязан не родине, а бездетной паре из Швеции, не побрезговавшей ребенком с отставанием в развитии, сыном проститутки-сифилитички. И эти шведы, "купившие нашего ребенка", никогда не назовут его своей собственностью. Кстати, они собирались, когда Ваня подрастет, непременно привезти его в Россию - ребенок, по их мнению, должен знать, откуда он родом.

Танюха

Анна и Ёран привезли с собой трехлетнего Виктора, усыновленного полтора года назад. «Виктор, зачем мы приехали в Россию?» - спросила Анна, представляя его мне. - «Чтобы познакомиться с моей сестренкой!» Шведская речь в устах этого малыша с нижегородско-вологодской внешностью звучала как-то противоестественно. Я так и не смогла привыкнуть к тому, что он совсем не помнит своего родного языка, даже попыталась как-то заговорить с ним по-русски. Он взглянул на меня с изумлением.

Путь наш лежал в Вологду, именно там обитала «сестренка» Таня. Прибыв в пункт назначения ранним утром, мы первым делом отправились в гостиницу. После ночи в поезде все чувствовали себя разбитыми, особенно Виктор. Хотелось передохнуть, прежде чем отправляться в дом малютки. Тем более что впереди ждал еще один ночной переезд - обратно в Москву. В нашем распоряжении было часов восемь. Да больше и не надо. Познакомиться с девочкой, перекусить, уложить Виктора днем поспать - и все, можно в обратный путь.

В гостинице нас поджидал первый сюрприз. «А вы своих иностранцев зарегистрировали в милиции?» - огорошила меня вопросом барышня на ресепшене. «Послушайте, мы здесь меньше чем на сутки, вечером уезжаем. Номер нужен только для того, чтобы ребенок мог отдохнуть», - попыталась возразить я. «Ничего не знаю. У нас иностранных гостей полагается регистрировать. Иначе не заселю, не имею права».

Оставив чемоданы в вестибюле, мы ринулись в милицию. Беготня по улицам чужого города в поисках такси, затем - по коридорам отделения милиции, затем в поисках кафе, чтобы накормить оголодавшего ребенка, затем снова перепалка с барышней на ресепшене, которой что-то не понравилось в иностранных паспортах... После трех часов нервотрепки мы, наконец, побросали чемоданы в номер и совершенно измотанные отправились на встречу с «сестренкой».

В доме малютки нас встретили не более любезно, чем в гостинице. «Скажите вашим шведам, что русские усыновители у нас рассматриваются вне очереди. Если в ближайшее время появится русская пара, она и получит девочку», - мрачно буркнула мне важная дама в белом халате. «Почему же вы только сейчас об этом говорите? - вознегодовала я. - Предупредили бы раньше, мы бы к вам не поехали. У вас полон дом сирот, зачем устраивать нездоровый ажиотаж вокруг одной девочки? Предложите другой паре другого ребенка.» - «Ладно, пусть идут знакомиться, раз уж приехали», - снизошла дама в халате. Мне показалось, что я ее убедила и теперь все будет хорошо.

Вологодский дом малютки был полной противоположностью серпуховскому. Уютное чистенькое здание, светлые комнаты со свежим ремонтом. Дети ухоженные, крепкие. День был летний, солнечный. Мимо нас на прогулку прошествовала вереница карапузов с ведерками и лопатками. Многие были босиком! «Закаляем, - сказала медсестра. - Чтоб зимой меньше болели».

Полуторогодовалая Танюша оказалась черноглазой красавицей, кровь с молоком. Когда мы вошли в комнату, она сидела за столиком и кормила куклу с ложечки. Я и моргнуть не успела, как Ёран уже стоял перед Таней на четвереньках, а она с королевским видом тыкала ему в рот кукольную ложку и смеялась. «Эмоциональный контакт установлен», - вспомнилась мне формулировка из протокола, заполнявшегося каждый раз после знакомства усыновителей с ребенком. «Он давно мечтал о дочке», - шепнула Анна. Сама она, стоя с Виктором на руках, слушала медсестру, зачитывавшую нам историю развития. Танюха была практически здорова. В ее карте не значилось ни одного курса антибиотиков, ни одного бронхита и вообще ничего серьезного - случай для дома малютки просто исключительный.

Ёрану танюхина медицинская карта была совершенно неинтересна. Поев вместе с куклой, он усадил девочку на колени, и они вместе начали рисовать. Потом - играть в прятки. Не знаю, сколько это могло бы продолжаться, но Виктор, измученный мытарствами дня, поднял такой рев, что нам пришлось срочно покинуть помещение. «Пожалуйста, не предлагайте Танюшу другим усыновителям», - нижайше попросила я на прощание даму в белом халате.
В машине Виктор немножко успокоился и снова вспомнил о цели своего приезда.
- «Папа, а где же сестренка?»
- «Сестренка осталась в детском доме». У Ёрана горели глаза, он помолодел лет на десять.
- «А почему она не поехала с нами?»
- «Потерпи. В следующий раз мы заберем ее с собой».
- «Скоро?»
- «Да, малыш, скоро. Теперь уже совсем скоро».

На следующий день они улетели домой, а через месяц я узнала, что органы опеки отказали Анне и Ёрану в усыновлении Тани. Нашлась русская пара, пожелавшая принять ее в свою семью. Удивительное совпадение: полтора года не находилась, а тут вдруг - раз, и нашлась. Уж не знаю, чем это объяснить. То ли случайностью, то ли патриотичностью вологодских чиновников, то ли жаждой показать иностранцам кукиш в кармане. Последнее, во всяком случае, им удалось на славу.

Семейная прогулка в семье Истоминых 19-летний Лев жил в детском доме с рождения. И только в 8 классе, когда надежды, что кто-то заберет его в семью, почти не осталось, он познакомился со своими приемными родителями. «Это было на дне рождения моей будущей сестры Насти, которую родители в этот момент забирали к себе в семью. С Настей мы пробыли в одном детском доме 5 лет. Ее выбрали, а она пригласила меня на свой последний день рождения в детском доме, который отмечали вместе с родителями. Тут мы с родителями друг друга и заметили. Это было в январе. А уже весной мне предложили окончательно стать членом их семьи. Сомнений не было, я этого очень хотел и ждал», — говорит Лев. Уже 4 года он живет в семье. У его приемных родителей Ланы и Игоря Истоминых 8 детей, кровные и приемные. Детские дома бывают разные, но общие принципы жизни похожи. Вот что рассказывает Лев: «В интернате растут настоящие бунтари: всё твоё свободное время посвящено таким вещам, как постоянные проверки, из-за которых тебя заставляют вылизывать каждый уголок. Зимой — уборка снега, который всё падает и падает, сколько его не убирай, осенью — уборка листьев (всегда задавался вопросом, а почему нельзя подождать, когда опадут все листья, а потом уже за пару дней всё убрать, зачем убирать каждый день?). Постоянно какие-то скучные мероприятия типа «А сегодня мы пойдём в такую-то школу смотреть их музей». Хочется, чтобы тебя оставили в покое после учёбы и дали хоть немного свободного времени. Отсюда и протесты. К 8 классу приходили к такой мысли: детдом — это либо армия, либо тюрьма. И там, и там есть строгий режим, нет свобод, комнаты коридорного типа, ну и так далее. Отсюда ненависть к интернату и всей жизни в целом».


Лев занимается с младшей сестрой Стеллой В каждом классе, рассказывает Лев, создаётся своя атмосфера, и она сильно зависит от состава класса. «Если в классе будет один «плохиш» и воспитатель не сможет найти к нему подход, то довольно скоро в классе станет больше «плохишей», и воспитателю придётся «вешаться», а детям — выходить из интерната быдлом. И наоборот: если все «солнышки», то воспитатель радуется, когда идёт на работу, а дети гордятся тем, что у них такой примерный класс. И это сильно влияет на дальнейшую жизнь».

Лев замечает, что и в детском доме у ребенка те же проблемы, что и у домашнего. «Просто в семье ребёнок думает: «Как же так, другие ребята живут с крутыми родаками, у них насыщенная жизнь, не то что у меня». А у интернатовского другая форма: «Как же так, домашние так круто живут, а мне приходится страдать». Домашний время от времени думает сбежать из дома, а интернатовкий — из интерната». И конечно, все детдомовцы, признается Лев, мечтают поскорее выйти из интерната (так же, как домашние дети мечтают закончить школу). «Хотя не все знают, чем заняться после выхода. Как правило, есть какое-то представление о том, кем хочешь стать, но в целом у детдомовцев мысли такие, например: «Я пока точно не знаю, что там, но уверен, что там крутая насыщенная жизнь, там свобода. Как только выйду из интерната, стану крутым ветеринаром и буду зарабатывать много денег»».

«Я, сколько себя помню, всегда мечтал узнать, что такое семья, я очень хотел стать домашним, — говорит Лев. — Но меня ни разу не выбрали. Даже пообщаться не пришли ни разу. К 14 годам я понял, что уже шансов нет, всё. Хотелось удариться во все тяжкие. И тут вдруг… Так неожиданно! Я не сомневался, я сразу согласился. Страха перед жизнью в семье не было. Было лишь интригующее ожидание чего-то нового, незнакомого, но очень интересного».


Лев дома Как приемным родителям лучше поступать в первое время, когда они приняли в семью подростка? У детей свое видение. Вот что думает Лев: «Как мне кажется, часто первое желание взрослого, который хочет взять подростка на выходные, — это отвести его куда-нибудь. Отлично, отведите, но только не в музеи и театры, а в Макдоналдс, лазертаг, пейнтбол, на квест или другие развлекухи. На развлечениях гораздо легче будет установить контакт с ребёнком и обрести какое-то доверие. Вечером играйте в интерактивные и развивающие игры, такие как «Алиас», «Монополия», «Ундервуд». Всё это не сделает ребёнка зажравшимся со всеми вытекающими, это создаст доверительную атмосферу и желание возвращаться вновь. Стоит сразу расставить рамки дозволенного, но не стоит пока основательно заниматься воспитанием. Все это, я считаю, позволит установить контакт с ребёнком и сформирует его какое-никакое доверие по отношению к вам. А дальше — всё по книгам Людмилы Петрановской (Людмила Петрановская — известный психолог, работающий с приемными семьями — прим. ред. )».

Сейчас Лев — студент факультета «Прикладная математика и информационные технологии» по направлению «Бизнес-информатика» Финансового Университета при Правительстве РФ. «Про свою будущую семью я пока не думал. Сегодня мне достаточно моих родителей, братьев и сестёр, чтобы чувствовать себя счастливым».

Верхний ряд, слева направо: мама Лана, Лев, Анна, Анастасия, Руслан, папа Игорь; нижний ряд, слева направо: Стелла, Яна, Наташа Лев считает: все, что происходит с детьми, которые снова и снова становятся сиротами и приходят в детские дома, — это замкнутый круг: «Пока в детских домах есть дети, в детские дома будут поступать новые. Туда приходят по самым разным причинам, и все они далеко не показательны для жизни. Так вот, я считаю, что каждому ребенку надо показать, объяснить, что есть другая жизнь, что можно обзавестись семьёй так, чтобы у тебя не отбирали детей, и чтобы самим не хотелось отвести туда своего ребёнка. И сделать это можно только в семье». «Почему детский дом это плохо и почему ребенку нужна семья? Страдают дети в интернатах и не могут в дальнейшем жить нормально. Разве этого мало? — говорит Лев. — Это все равно, что задаться вопросом: а почему в Африке не должно быть голодающих детей? Или — почему люди не должны болеть СПИДом? Такие вопросы не требуют ответа. Он очевиден».

Комментарий эксперта

Елизавета Матосова, психолог благотворительного фонда « Арифметика добра »:

Ребёнок, оказавшийся в детском доме, вынужден адаптироваться к ситуации и привыкать жить в сложившихся обстоятельствах. Самая большая беда в этом, что от него ничего не зависит, его жизнью распоряжаются другие люди, и он никак не может на это влиять.

В зависимости от характера ребёнка, может формироваться две стратегии поведения: одна под девизом «что воля, что неволя», которая выражается в апатичном поведении, бездействии, соглашательстве, и такого ребёнка взрослым становится жалко, хочется сделать что-то за него. Ну а другая линия поведения — по принципу «мне все нипочём», и тогда ребёнок сопротивляется, что есть силы, агрессирует, проявляет антисоциальное поведение, и такой ребёнок вызывает негативные эмоции у взрослых, его хочется усмирить, «поставить на место». В подростковом возрасте эти особенности характера становятся особенно заметными. Подростковый бунт неизбежен, как в кровных семьях, так и в детских учреждениях. Только разница в том, что в кровной семье этого «подавленного» или «бунтующего» подростка воспринимают как часть себя, своей семьи, и относятся к его проявлениям с пониманием и с желанием помочь, а к ребёнку из системы предъявляют завышенные требования, в соответствии с ожиданиями общества.

Спрашивает ли кто-нибудь ребёнка, что он чувствует? Интересно ли кому-нибудь, о чем он думает? Вряд ли. Чаще можно услышать назидательные беседы с ним о том, что ему «нужно хорошо учиться», «взяться за голову», «прилично вести себя». Все это правильные слова, но они имеют мало отношения к личности ребёнка. Кто его воспринимает личностью в учреждении? Для воспитателей и учителей, даже самых хороших, он «очередной» в их группе или классе, до него они видели «таких же» и после него ещё придут «следующие». Вы можете себе представить подобное отношение к детям в семьях? Нет! В семье у родителей с каждым ребёнком складываются отношения, ничем не похожие на отношения с другими детьми, знание индивидуальных особенностей ребёнка помогают найти к нему свой подход.

Как же быть детям, которые остались без попечения родителей? Кто их услышит, утешит, поддержит и будет рядом в трудную минуту? Кому они смогут довериться и рассказать о душевных ранах, которые, даже когда зарубцуются, все равно болят? И вот здесь на помощь приходят приемные семьи. Приняв ребёнка в семью, его можно отогреть и обеспечить ему тот необходимый жизненный фундамент, на который он сможет опираться в дальнейшем. Только в семье ребенок может научиться таким вещам, как взаимоподдержка и взаимовыручка. Находясь в одной связке, понимать, что его никогда не бросят, и не оставят одного, как бы он себя не вёл, всегда придут на помощь, и в случае необходимости защитят. Только получив такой опыт, удовлетворив базовые потребности в принятии и любви и надежности, подросток может начать задумываться о своём будущем и смотреть вперёд. Раньше у него такой возможности не возникает, он не может планировать своё будущее, так как постоянно находится в подвешенном состоянии и страхе за свою жизнь. Учиться в этом состоянии невозможно, а тем более хорошо учиться. Только очень сильные духом дети могут себе это позволить. Они противостоят. Только надо понимать, что проявляться это «противостояние» может во всем, а не только в учебе, и это может не нравиться окружающим.

Хотят ли дети в семьи? Конечно, хотят, только кто-то из них до сих пор надеется, что их заберут родственники, поэтому отказываются идти в приемные семьи, другие боятся, что их там не полюбят и не примут… Поэтому им не так страшно поехать в семью на каникулы. Познакомиться, присмотреться, хоть немного отогреться, поверить в себя и в вас, тех, кто, возможно, сможет стать им опорой сейчас и поддержать их в будущем.

Текст: Марина Лепина

Узнать больше о жизни детей, оставшихся без попечения родителей, можно на сайте фонда «

Процедура лишения родительских прав и помещения ребенка в детский дом неоднократно описана, хорошо известна усыновителям и тем, кто занимается устройством детей в семью. О чувствах детей, которых забирают из семьи, написано гораздо меньше, а ведь именно этот опыт сказывается затем на всей жизни ребенка из детского дома.

Решение об отобрании ребенка из семьи принимается органами опеки и милицией в тех случаях, когда, во-первых, социальное неблагополучие в семье носит хронический характер, и, во-вторых, существует непосредственная угроза жизни и здоровью ребенка. При этом с самим ребенком никто не обсуждает происходящего. То есть ребенок как бы является «объектом».

Очевидно, что мотив действий представителей органов опеки — защита ребенка и его прав. А что происходит с точки зрения ребенка? У ребенка была его жизнь, в которой, возможно, ему многое не нравилось, но, тем не менее, это был его привычный, «собственный» мир. Если родители не были крайне жестоки с ребенком и он не убегал из дома сам, то это означает, что отобрание происходит против воли ребенка .

С точки зрения ребенка: «виноват и наказан»

Попробуйте представить себе следующую ситуацию: вы — ребенок, живете с мамой, бабушкой, братом и сестрой в своей квартире. Вам не всегда хватает еды, игрушек, но вы привыкли, что спите с братом и сестрой на одном диване. К маме с бабушкой периодически приходят какие-то люди, с которыми они вместе шумят и пьют на кухне, у мамы часто меняется настроение, в зависимости от этого она может обнимать вас или внезапно раскричаться и даже побить. От нее часто пахнет спиртным, вы знаете этот запах, но он для вас неразрывно связан с матерью. В соседних с вашим дворах вы знаете все закоулки и все интересные места для игр, среди дворовых ребят у вас есть друзья и враги. Бабушка говорит, что осенью вы пойдете в школу, и там будет бесплатное питание, потому что у вас многодетная семья.

Однажды к вам в дом приходят две женщины, про одну из них мама говорит, что она из милиции. Они разговаривают с мамой на кухне на повышенных тонах, мама начинает ругаться и говорит: «Это мои дети. Это никого не касается! Не ваше дело! Как хочу, так и живу! Преступников лучше бы ловили, чего к нам пристали!» и т.д. Потом они с бабушкой обсуждают, что надо бы маме устроиться на работу, но нет ничего для нее подходящего.

В течение недели в доме нет пьяных компаний, бабушка прибралась в комнатах. Но еще через некоторое время все опять становится как прежде: мама не работает, домой приходят разные люди, с которыми она опять выпивает. Затем как-то раз вы слышите разговор между мамой и бабушкой, что пришла какая-то повестка. Мама сначала плачет, а вечером они с бабушкой сильно напиваются. Утром мама говорит: «Проспали, ну и наплевать!».

На следующий день утром раздается звонок в дверь. Полусонная мама на пороге ругается матом и пытается не впустить в квартиру пришедших, а бабушка говорит вам, чтобы вы собирались, что вы поедете в санаторий. Бабушка почему-то плачет, а в коридоре разгорается скандал, маму удерживают, потому что она пытается драться, ругается матом, что-то кричит про правительство, «сволочей из милиции» и т.д.

Вы не понимаете, что происходит, но таких ситуаций в вашей жизни еще не было, и вы чувствуете, что происходит что-то серьезное. Вас вместе с братом и сестрой выводят из квартиры незнакомые вам люди (их трое). Они говорят, чтобы вы не боялись, что вы поедете в санаторий, что там вам будет хорошо: вас будут кормить, у вас будет новая одежда и книжки. Вас сажают в машину, и вы куда-то едете.

Затем машина останавливается возле какого-то здания, уводят вашу сестру и говорят, что она тут останется, так как здесь живут маленькие дети до 3 лет. Вам это непонятно, но машина едет дальше. Машина долго едет, выезжает за город и останавливается возле какого-то забора. Ворота открываются, машина въезжает внутрь. Вы видите, что оказались на огороженной территории, вас со старшим братом выводят из машины. Вы входите в здание.

Люди, которые вас привезли, говорят взрослым, которые встречают вас в вестибюле, ваши имена и фамилии, подписывают какие-то бумаги, говорят вам, чтобы вы не боялись, и куда-то уходят. Новые взрослые куда-то вас ведут, в помещении с кафельными стенами и полом вас раздевают, забирают вашу одежду, говоря, что «эту грязь невозможно отстирать и вам дадут другое».

Потом говорят про каких-то насекомых и стригут вас налысо. Потом вас ведут мыться, и первый раз в жизни вы моетесь чем-то колючим, что дерет вам кожу, мыло щиплет глаза, и вы плачете. Кто-то вытирает вам лицо жестким вафельным полотенцем. Вам дают новые вещи и говорят, чтобы вы их одели. Вы не хотите, так как это не ваша одежда, но вам говорят, что вашей одежды больше нет, что она вся сгнила от грязи и ее выкинули, и у вас теперь новая одежда — гораздо лучше старой. Вы одеваете пахнущую чем-то чужим и непривычную одежду.

Вас ведут по коридору, брату говорят, что его отведут в группу для старших детей, и вы теряете его из вида. Вас приводят в большую комнату, где стоит много кроватей. Вам показывают ваше место, говорят, что тумбочку вы будете делить с каким-то другим ребенком, что все дети сейчас на прогулке, но скоро они придут, и вы будете обедать вместе с ними. Вас оставляют в одиночестве в этой комнате, вы садитесь на кровать и ждете...

Что означает для ребенка расставание с семьей

Какие чувства возникают при чтении этого текста и ощущении себя в роли ребенка в такой ситуации?

Какие появляются мысли, ощущения?

Каково это — такой отъезд из дома с незнакомыми людьми неизвестно куда?

Каково оказаться в незнакомом месте в полной неизвестности — что будет дальше? Разлучиться по очереди со всеми близкими и не знать, где они и будет ли возможность увидеть их когда-либо еще?

Лишиться всех своих вещей, включая нижнее белье, и волос?

Чего хотелось бы в такой ситуации от окружающих взрослых?

Если уж такой переезд необходим, как бы хотелось, чтобы он происходил?

Что бы хотелось знать про своих близких? Важна ли была бы возможность видеться с ними время от времени?

Очень часто люди не дают себе труда задуматься о том, что означает для ребенка расставание с семьей. «Ну, живет ребенок в детском доме — так у него жизнь сложилась, и нечего драматизировать ситуацию». Тем не менее для ребенка эта ситуация очень драматична. Первый шаг, который взрослые обязаны сделать, когда действительно интересуются жизнью ребенка, — признать его чувства в этой ситуации и то, что подобного рода событие не может пройти бесследно, потому что, по сути, является для ребенка крушением его мира.

Разлуку с семьей ребенок расценивает как отверждение («родители позволили этому произойти»), и результатом становятся негативные представления о себе и о людях. «Я никому не нужен», «Я — плохой ребенок, меня нельзя любить», «На взрослых нельзя рассчитывать, они бросят тебя в любой момент», — это убеждения, к которым в большинстве своем приходят дети, покинутые своими родителями.

Один мальчик, попавший в детский дом, говорил о себе: «Я — лишенный родительских прав». Это высказывание очень верно отражает суть происходящего: ребенок — жертва обстоятельств, но в результате он теряет больше всех. Семью, близких людей, дом, личную свободу. Это приносит боль и воспринимается как наказание. Любое наказание бывает за что-то, и единственное объяснение, которое могут найти дети в такой ситуации, — это то, что они «плохие».

Безвыходность ситуации в том, что представления о себе в значительной степени определяют поведение человека. Представление о себе как о «плохом», боль от переживаемой жизненной катастрофы, обилие агрессивных поведенческих моделей в жизненном опыте (семья, социальное окружение) приводят к тому, что рано или поздно такие дети становятся социальными деструкторами.

Чтобы прервать этот «фатальный круг неблагополучия» и действительно помочь ребенку, необходимо работать и с его переживаниями в связи с утратой семьи, и с травматическим жизненным опытом, прорабатывать его актуальные жизненные проблемы, находя альтернативные модели поведения. Дать возможность успешной социальной самореализации и помочь в формировании мотивов для нее. Отдельная задача в работе с ребенком — формирование позитивной модели будущего, навык постановки целей и их достижения. Все это сложная, трудоемкая и кропотливая работа, требующая участия большого количества людей и системного подхода. Но без нее ребенок не получит «второго шанса» в своей жизни.

Мария Капилина (Пичугина)
Татьяна Панюшева

Купить эту книгу

Комментировать статью "Расставание с семьей и переезд в детский дом глазами ребенка"

(Взять ребенка из детдома). Бессмысленная жизнь. О моей семье: мне 43 года, есть некоторые проблемы со здоровьем (гипертония, заболевание щитовидной железы, опухоль гипофиза мозга), но в целом я полна сил, энергии и во мне много нерастраченной...

Обсуждение

Согласна с советами про собаку. и позитив и забот куча и занятий в свободное время масса!

Имхо, брать ребенка в такой ситуации просто безответственно. Вы описали нехилый такой ряд заболеваний. Хотя я и не понимаю, как может быть много энергии у человека, у которого " гипертония, заболевание щитовидной железы, опухоль гипофиза мозга".
Надо бы понимать, что ребенок - это не решение ваших проблем (Ваших, Вашего мужа). Ребенок - это 100% новые проблемы. А уж будет ли при этом радость от чужого ребенка никто не знает. Я считаю, что свой-родной дает силы в том числе благодаря биологической связи, начинаешь преодолевать то, о чем и помыслить не мог. А вот чтобы брать неродных биологически детей нужно быть очень особенными людьми.
Безответственность мужа налицо опять же. В парки да в цирки ходить собрался, мечтатель.
И кстати мне очень и очень странно всегда (не первый раз) слышать, что, принимая решение родить или взять после 40 ребенка, мнение взрослых (и вообще детей) не учитывается.
Я бы искала другие методы преодоления КСВ, хандры, запоздалых материнских и отцовских инстинктов и так далее. А ребенка как таблеточку не рассматривала бы.

Раздел: Детские дома (соседи дети сироты). Дети -сироты, получившие бесплатное жилье, превратили в кошмар жизнь своих соседей в новостройках. Хочется, как тот депутат, воскликнуть в восторге от самого себя: Каждому ребёнку приёмную семью! Детдома Закрыть!

Обсуждение

Ну что ж, хорошая новость. Значит, жильё детям-сиротам всё-таки выделяют.)

вот у нас дебиёты дали целый дом детдомовцам. Теперь разгребают.

После этого решили лучше по паре квартир в новостройках выделять, чем целиком подъезд или дом.

Раздел: Детские дома (куда должны передовать личное дело детей сирот после училеща). Жизнь детей -сирот после выпуска из ДД. После вчерашнего телефонного разговора со знакомой воспитанницей детского дома задумалась. Девочке 15 лет, закончила 9-ый класс.

Обсуждение

По последней работе по профориентированию. Посетили несколько школ-интернатов. Дети уже там,в департаменте расписаны по пту. В лучшем случае-в самое ближайшее к месту прописки,а так по плану. 2 налево,три направо.

Первый момент: принципиально, девочка выпускница обычного или коррекционного детского дома. Если 9 классов коррекционного - поступить в колледж ребенку практически нереально: их, действительно оптом засовают в ПТУ, и то - не все ПТУ стремятся брать коррекционных. Да и в аттестате за 9 класс у них нет химии, физики и т.д. - коррекционные дети эти предметы не проходят. А в колледже нужны.
Если девочка окончила общеобразовательное учреждение, то, если у вас есть желание и возможности, можете сами попробовать определить ее в другой колледж(с общежитием).
Это не невозможно. Но весьма хлопотно.
Мы хотели трех девочек из региона перетащить на учебу в Москву. Просили соцпедагогов оставить хотя бы копии документов, чтобы мы сами смогли их подать в Москве. Но детей распихали по разным учебным заведениям области и даже не оставили нам копий документов для поступления. В итоге, мы забирали со всех мест будущей учебы копии, сами фотографировали девчонок, сами возили детей на собеседования, сами, в дальнейшем, и оригиналы документов забирали из разных мест и перевозили их в Москву. Детдом был не сильно в восторге. На нашей стороне, правда, была завуч. Потому и детей нам спокойно отдавали, когда мы их возили в столицу.
В итоге дети учатся в Москве и по другим профессиям, чем для них выбрал детский дом. Хотя времени это заняло изрядно)

За год до того привозили поступать в вуз мальчишек. Но тут нам сразу оригиналы документов на руки дали. Но все поездки-договоренности-экзамены и прочее - тоже исключительно нашими силами.

Обсуждение вопросов усыновления, форм устройства детей в семьи, воспитания приемных детей, взаимодействия с опекой, обучение в школе приемных родителей. Раздел: Опека (хочу вернуть приемного ребенка). Приемная дочь рушит нашу жизнь.

Обсуждение

Моей дочери 4. Точное описание ее. Только у нас нет младших детей. Когда младше была - было хуже. Несмотря ни в а что - это наша обожаемая дочь! Автор - вы исчадие ада. Даже не потому что не любите ребёнка и хотите вернуть,потому что вы ее взяли, чтобы случать и портить ей жизнь. Зачем брали? Хотели играть в добрею тетеньку? Хотели спасти мир? Сделать добро? Так вот, надо было выключить в голове псивдогуманизм и ответить себе честно на все вопросы!

Психология это наука,но и так видно у вас нет любви к этому ребенку. Вас больше волнует общественное мнение,а не внутреннее состояние девочки. Ответьте себе честно,зачем вы ее удочерили? Если сами родитьеще хотите. Девочку надо вернуть сейчас,дальше будет хуже для нее,потому как она лишняя в вашей семье. Мне очень жаль. Надо подумать перед усыновлением детей,тем более если есть свои родные кровные. Для вас она солнышком никогда не станет. Вы свои комплексы и проблемы вымещает на ней. У нас есть пример девочки в семье,выросла замечательным солнцем для всей семьи,а почему?? Да потому что её хотели и любили. Вот вам ответ психолога. Не надо и тратиться. Будьте счастливы.

25.10.2018 08:59:28, Людмила Мила

жизнь в детдоме. Юридические и правовые аспекты. Усыновление. Обсуждение вопросов усыновления, форм устройства детей в семьи воспоминания о жизне в детском доме. Начала читать, думала, что речь идет о послевоенных годах, а оказывается весь этот ужас происходил...

Обсуждение

Не изменилось. Только теперь вместо довоенных курточек одеваются в заграничные обноски second hand (из которых воспитатели сначала выбирают себе, что получше.) Я могла бы нагрузить конфу другими подробностями, да зачем...
Вопрос тут был насчет усыновленных подростков - не знаю, подходим мы под категорию или нет - Денису было 12 на момент усыновления, сейчас 15, то есть для него никакой тайны усыновления не существует. Ну что могу сказать... трудно. Очень трудно. Я была готова к трудностям, но одно дело читать про них в книге, а другое - жить с ними. Да еще он у меня Дракон, с восточным темпераментом. Чуть что - аж пар из ушей идет. Но и прогресс очень большой. Самый большой стресс - учеба, отчасти из-за сильной запущенности, отчасти из-за языковых трудностей.

Спасибо, что вытащили статью Саши Гезалова на конфу,я побоялся это делать, потом забыл.
К сожалению и сейчас этого полно. Есть такой город Дзержинск, там есть коррекционный ДД, относительно современный, но бедный и злой из него постоянно бегут дети. В сетябре на 1м канале начнётся цикла передач "Путёвка в жизнь" первой должна быть передача "беспризорные" там будет сюжет и ребёнок беглец, живущий на свалке. Правда не уверен, что именно эта передача дойдёт до эфира т.к. она закончилась фиаско, журналисты планировали, что ребёнка все кинутся спасать и явят чудо - решат его судьбу, но получилось иначе.